Местные особенности ловли рыб на Севере
Кроме возможности черпануть северной экзотики, зимняя ловля на Севере привлекательна с чисто практической стороны. Местные озера может и не очень отличаются от наших — та же плотва с окунем и щука, но есть на Севере возможность половить рыбу речную. А что такое речная рыба зимой? С нашим представлением о снижении активности рыбы в холодной, близкой к замерзанию воде, логично было бы предположить, что вся рыба должна уйти с быстрых участков в глубокие спокойные ямы. Первые годы мы так и считали — и пытались найти подобные стоянки. Но задача эта непростая, летние — по памяти — поиски на русле часто ошибочны, а там, где должна быть глубина, подо льдом воды не оказывалось вовсе.
Первые дни ловли всегда критичны — слишком велик энтузиазм и желание просверлить, забросить и вытянуть. Как-то раз за полчаса мы на камнях потеряли шесть комплектов ножей на четырех бурах. Лед, особенно к весне, нарастает приличный, и через метровый слой не успеваешь вовремя понять, что уже скребешь по камням. Всегда есть риск нарваться и на отдельный валун. Поэтому в дальнейшем мы предпочитали ловлю со льда на широких песчаных участках реки. Здесь меньше шансов подсунуть блесну в рот семге, но зато можно спокойно ловить сига и корюшку. Местные речки интересны тем, что близость моря создает условия для миграции рыбы даже в разгар зимы. Речная вода круглый год несет в море остатки водорослей с болот, личинок насекомых, мелких ракообразных, мальков и прочую пищу. Поэтому циркуляция рыбы, ее заход и уход в море — существует весь год. Трудно даже сказать, можно ли отнести местных сигов к речным — или это все же морская рыба? Форель также забегает из моря, питается и уходит обратно. Если дело происходит в устье реки, в пределах нескольких километров от моря, то понятно, что рыба может связывать свои движения с приливом. Масса морской воды дважды в сутки заходит в русло реки, перемешивая соленую и пресную воду. Поток взрыхляет дно, вымывая из него всяких донных обитателей. Этим пользуются не только семги и форели, сиги и местная корюшка. Удивительно, что даже камбала поднимается вверх на несколько километров — даже туда, где воздействие прилива с морской водой не должно сказываться из-за перепада высоты.
Поэтому нижние участки местных рек недалеко от моря чрезвычайно интересны для зимней ловли. Год назад мне пришлось начать ловлю в несколько нестандартной ситуации. В устье реки я не попал, не было попутных снегоходов, и я остановился в деревне, лежащей километрах в двадцати от моря. Я скептически оценивал возможности ловли здесь, поскольку был нацелен на сигов и корюшку. Но, по словам местных, их можно было ловить даже здесь. Летом, я помню, так далеко от моря и духа нет этой рыбы, но, видимо, что-то меняется в речной жизни подо льдом. Действительно, с крутого берега были видны старые лунки и парочка застывших пеньков-рыболовов. Лунки здесь ценятся на вес золота — во-первых, лед толстый, во-вторых, хороших буров и ножей здесь у местных нет. Лед с песком съедает все железо очень быстро, и, конечно, никто не владеет запасом, достаточным для ловли на всю долгую зиму. Поэтому считается неприличным занимать чужие лунки, даже если на льду хозяев не видно. Я просверлил парочку своих, личных метрах в двадцати от сидевшего на ведре мужичка в тулупе. Пока сверлил, посматривал, что там он таскает. Ничего он не таскал, все выглядело как-то слишком спокойно и безжизненно. Я подергал своей блесенкой вверх — вниз, подождал, перешел в соседнюю лунку. Не клевало. А мужик тем временем что-то засек, достал какую-то мелкую рыбку. Спустя минут пять поймал еще одну. Я не очень был настроен ловить до победного конца, и решил подойти выяснить обстановку. На льду валялись некрупные ельцы, у дальней лунки виднелся силуэт покрупнее, это был сижок граммов на 500. Местный ловец не стал капризничать, показал свои снасти. Хитрого ничего нет, подобие летней ловли на поплавок, только через дырку во льду. Но без опарыша не клюет. Я год и два назад неплохо ловил на голую блесенку, но местный верил только в опарыша. Может, он и прав — я в конце концов тоже поймал двух ельцов на его опарышей.
Мы не планировали в этот раз «ловить ложками» семгу — есть такой способ организации засады на рыбу. В лунку опускается «колебалка», желательно — не слишком толстая и тяжелая. Блесна висит на толстенной леске, закрепленной на палке поперек лунки. Течение слегка болтает блесну — и любопытная рыба хватает приманку. Если клюнула рыба, ее просто волокут сквозь дыру на лед — и все дела. Борьба здесь короткая, а пять — шесть — семь, сколько кило в рыбе — не имеет значения. Мне не очень нравится, что рыболов лишен контакта с рыбой во время поклевки. А нужно мне именно единоборство. Я понимаю условность такого определения, но, тем не менее, снасти я приготовил деликатные, и меня интересовал выбор приманок. Ловля пучком опарышей на поплавочной оснастке не оставляла простора для поиска. Мне хотелось скорее добраться в устье и там попробовать свои блесны и мормышки.
Следующим вечером я пытал своего старого приятеля о приманках и наживках, пригодных для ловли «корюхa» и сига в устье. Рыба в реке крутилась, ее ловили и женщины и дети. Какая-то организация, возможно — колхозная, принимала рыбу за деньги. Дело было поставлено на промышленную основу. Судя по демонстрируемым приманкам, рыба могла брать на все железячки, любой формы, размера и цвета. Но натренированный глаз указывал на 2 — 3-сантиметровые вытянутые белые тонкие блесенки, такие считались лучшими. Без опарыша не ловят и здесь, привезенные с оказией с Большой земли червячки цеплялись по две — три штучки на крючок.
Утром и я выдвинулся на позиции. Река в этом месте широкая, метров 800 и более. Лунки здесь также имеют своих хозяев, их не сверлят ежедневно, 4 — 5 лунок поддерживаются в рабочем состоянии весь сезон. Мне был непонятен принцип выбора места для сверления: лунки располагались группками по 8 — 10 штук на дистанции до двухсот метров друг от друга. На льду образовывались своеобразные кланы из рыбаков по 4 — 6 человек. Кто-то из них ловил стационарно, соорудив себе палаточки из полиэтиленовой пленки. Другие перемещались в пределах своих трех — четырех лунок, меняя позицию при прекращении клева. На мой вопрос, на какой глубине ловить, мне ответили, что ловить надо подо льдом. Я не сразу понял, что имеется в виду. Первые лунки немного озадачили меня, подо льдом было всего 15 — 20 см воды. Было иногда трудно понять, опустилась блесна ко дну или еще болтается в лунке выше нижней кромки льда. Соседние лунки иногда отличались по глубине на 10 — 15 см. Я по старой привычке больше внимания уделял местам, где глубже. Оказалось, что это не так важно. Каким-то образом подошедшая стайка корюшки наваливалась на приманку в любом месте. Часто уловистыми оказывались места, где подо льдом оставалось лишь 5 см воды. Я пытался по старой окуневой памяти ловить «на удар» — и видел, что отстаю от соседа. Он таскал чаще, а я зевал много поклевок. Хоть рыбка резвая и зубастая, она как-то очень деликатно хватала блесну и не желала засекаться сама. Местная ловля на поплавок давала возможность заметить момент поклевки, рыбка часто приподнимала поплавок — и надо было подсекать. Я не сразу понял механизм таких поклевок. Легкая блесна с опарышем на течении уходила из-под лунки на 5 — 10 см, опустишь ниже — блесна ложится на песок, и тут как тут морской черт (европейский удильщик) или камбала. Корюшка собирала корм, который течение несет под нижней поверхностью льда. Вся эта мелочь по какой-то причине легче воды и располагается этаким слоем сразу подо льдом. Поэтому надо рассчитать свойства приманки и длину лески так, чтобы блесенка или мормышка располагалась тоже под самым льдом. Корюшка словно чертит носом по льду и собирает всякие интересные вещи. Судя по тому, что леска в этот момент поклевки провисает, а поплавок приподнимается — рыба неспешно идет против течения и хватает блесну по направлению к лунке. Поэтому и мне пришлось приладить не поплавок, а кивок, который подпрыгивал вверх, когда рыба клевала. Дела у меня пошли лучше, я разобрался с глубиной, характером поклевки, но было неясно, как «играть» блесной? Местные поступали мудро, они часто вообще не «играли», а клали свои деревянные удочки на лед, лишь наблюдая за поплавком. Некоторые неспешно приподнимали и опускали удильники, лишь немного шевеля поплавком. Я счел этот способ недостаточно продуманным и решил попробовать окуневые методы работы с более энергичной «игрой». Но какого-то заметного результата не получил.
Вечером, в теплой избе у печки, я еще раз рассматривал местные приманки. В банках на поролоне лежали не слишком аппетитные, на мой вкус, и разномастные изделия. Часть из них явно досталась хозяину от заезжих рыбаков, часть служила уже с десяток лет. Судя по всему, клевало и на мормышки. Года три назад я неплохо половил здесь сига на черную крупную мормышку. Наверное, мормышкой надо «играть», течение может пошевеливать лишь легкой блесной и этим привлекать рыбу. Мормышка же компактнее и ложится на дно.
Несколько лет назад я был уверен, что ловля корюшки и сига здесь успешна лишь во время прилива. С морской водой могла заходить рыба, кормиться и уходить с отливом. Теперь я видел, что неплохо клюет рыба и в другое время. Вероятно, корюшка вертится на этих участках постоянно. Но именно течение вниз или вверх по руслу позволяет правильно работать блесенке, прижиматься ко льду и привлекать рыбу. Паузы между приливами и отливами, когда вода останавливается, получаются самыми скудными по уловам, блесна провисает в лунке и не выглядит аппетитно. Но в первый раз, когда я ловил здесь, мы попали на лед именно в такой период. Река была пуста, местных не было — и мы ловили, как привыкли на своих озерах, с обычной окуневой «игрой» мормышкой и блесной. И рыба стала брать, и сиг и корюшка цеплялись регулярно. Интересно то, что, возможно, такая «игра» способна привлечь рыбу посерьезнее. Я держал на крючке какого-то монстра, но пространство подо льдом столь ничтожно, что крупная рыба при рывке сразу оказывается в стороне от лунки — и достать ее без лески, скажем, 0,6 мм — невозможно. Мне продемонстрировали нестандартный в моем понимании улов — самая мелкая рыба в нем оказалась семгой, затем — сиг и самая крупная рыбина — кумжа. Обычно бывает наоборот, некрупные кумжины, сиги по 500 — 800 г и, если повезет, зацепишь лосося на 3 — 5 кг.
Но прогнозировать такие вещи невозможно. Год назад я как-то впал в немилость местному Нептуну — и он, одаривая коллег сижками и «корюхами», исправно цеплял мне на крючок страшных чертей или растопыренных морских ершей. Когда тянешь, сердце ликует, сопротивление — ужасное, рыбина изгибается, цепляется за края льда, аж вода изливается наружу. И тут появляется открытая пасть во всю лунку — это черт собственной персоной. Пока отцепишь мормышку, увертываясь от колючек, пройдет 5 — 10 минут. Коллеги, смотришь, за это время поймали еще пару нормальных рыб. Теперь-то мне понятна такая избирательность рыб: слишком низко ко дну опущенная, активно «играющая» мормышка привлекала именно черта, а не корюшку и сига. Надо было работать выше, под самым льдом и спокойнее, так больше нравится рыбам-собирателям, а не охотникам.
Кроме этих чисто технических мелочей мне был любопытен выбор места ловли. На наших водоемах с окунем, да и другой рыбой — это очень важный момент. Несколько лет назад, когда я с помощью минских друзей раздобыл истинно хороший бур, мое представление о блеснении окуня изменилось кардинально. Теперь я мог за раз, без перерыва на вентиляцию и отдых, сверлить по 10 — 20 лунок. Имеет смысл пробежать вдоль озера — так находишь места, где клюет по-настоящему на фоне общего унылого бесклевья. Здесь, на северной реке, 20 лунок за раз не просверлишь, но цепочки по две — три дырки я сверлил. Прежде всего, по старой привычке был интересен рельеф дна. Что почти везде мелко — было понятно: под метровым льдом оставалось где 15, а где — 30 см воды. Кое-где были ямки около метра. Вначале я так и ловил, поочередно меняя места в этой цепи поперечных лунок. Если в какой-то не клевало, переходил к другой. Иногда рыба брала беспрерывно, но часто две — три лунки были пусты, в четвертой — пара поклевок, и снова пусто. Приходилось оббегать в темпе с десяток моих собственных лунок, прежде чем найдешь рыбу. Наконец, я сам обратил внимание на свою излишнюю подвижность. Местные ловили неплохо без таких скоростных перемещений. Когда и я успокоился, заметил, что большинство местных лунок просверлены не поперек, а вдоль течения — такими эллипсами, расположенными достаточно компактно, площадями. Ясно, что их не слишком интересовал рельеф дна. Видимо, их цель была иной. В то время как я бегал поперек, они перемещались вдоль реки. Течение вымывает длинные косы и борозды на дне. Рыба снует вверх или вниз по течению вдоль этих бровок, собирая всякую живность, несущуюся в песчаных желобах. Местная тактика — весьма рациональна: блесна на поплавке тихонько поджидает очередную стайку, идущую в такой трубе. Как только первая рыба попалась — надо очень быстро работать, выхватить следующую, еще одну, еще. Стая проскочила дальше — клев прекратился. Вот теперь нужно вскакивать с ведра и нагонять стаю по цепочке своих лунок вверх или вниз по течению. Если повезет, можно натаскать ведро рыбы, прежде чем поредевшая стая покинет зону лунок.
В исключительном практицизме местных рыбаков я уже не сомневался. Хотя первый взгляд на их снасти вызывал или улыбку, или горькую усмешку. Толстенная леска, палка вместо удильника, поплавок из пробки — весь деревенский набор столетней давности. На фоне наших зимних удочек, кивков, катушечек все это жалко выглядит. На льду, правда, оказалось, что подобный примитивизм достаточно обоснован. Удильник-палку с мотовилом не нужно держать в руках, поплавок — идеальный сигнализатор любой поклевки, леска 0,2 мм держит крупную рыбу на короткой дистанции. Блесенка — без всяких тройников, выдернул рыбу, моментально снял с крючка — и снова в воду. Все «навороты» — катушки, подвесные тройники, столь популярные у нас, графитовые кончики, работающие «на стук» и прочее — не очень практичны в этих условиях. То ветерок задует, то мороз прихватит. Здесь не принято деликатничать. Тем не менее, мне было интересно выйти на лед со своими снастями и своим белорусским багажом и опытом ловли. Пришлось понемногу менять привычки — и приспосабливаться к новым условиям. Но вышло так, что эта эволюция — весьма забавна, а хороший клев и теплая печка были наградой за мои умственные и физические метания.