Встречи с руткой

Многоводной выдалась эта весна. Давно уже сошел снег, потеряли силу лесные ручьи, а воды в реках словно и не убыло. Уж на что Рутка непоседа – спешит очиститься ото льда раньше всех остальных речушек и первой же вернуться в свое песчаное ложе, но и она в эту весну отяжелела от обилия талых вод, уровень которых держался на редкость долго. Сказалась снежная зима.

Долго мы с отцом мыкались, пытаясь пробрести по залитому водой мелколесью к песчаному бережку, который мы приметили еще с моста, но, как говорится, видит око… И в «болотниках» не пройти, и купаться неохота в студеной водичке. Хоть обратно поезжай, но это последнее дело – уезжать от реки, не намочив снасти! Лезем на мост, может быть, и высмотрим подход к руслу. Есть подход! От стены высокого сосняка и ельника тянется по направлению к реке узенькая полузатопленная бровка, а дальше и рукой подать до берега.

Выбрели мы на место уже к полудню, к самой жаре. Май едва-едва одел в нежную зелень прибрежный кустарник, а солнце уже что июньское, палящее. Вроде бы и раздеться впору, но шалишь! Чуть потянет ветерком, и ясно, что лежат еще где-то в лесных оврагах синие в тени елей снега, сочась студеными каплями, тают почерневшие наледи. Оттуда, с оврагов-буераков, да с непросохшей еще земли, и ползет стылость.
Песчаный мысок, что приглянулся нам еще с моста, удивительно уютен: он огорожен по обеим сторонам кустами ивняка, а выше, где песок кончается, зеленеет небольшая лужайка со следами старого кострища, которое не только не портит лужайку, а делает ее еще более обжитой и живописной.

Ход сороги

Отец как всегда не спешит разматывать снасти: любит полежать, покурить на бережку, а я с ходу берусь за донку. «Оливка» плюхнулась как раз за кромкой затопленных кустов, где, по всей видимости, проходит старый берег и сразу же резкий удар по кончику удилища!.. Подсечка и весенняя плотва-сорога рвется на крючке, гнет жесткое телескопическое удилище, как камышинку. Отца словно ветром сдуло с зеленой лужайки. Куда только степенность девалась да ленца, что появилась с приобретенным животиком-«мозолью». Проняло!.. Да и трудно остаться равнодушным, когда так весело, азартно берет плотва. Летом в тиховодье, бывает, не раз проклянешь эту капризулю-затейницу с ее не в меру щепетильными поклевками. Сейчас же она, наполненная весенней силой, с налета бьет по насадке, рвет леску, как гнилую нитку, ломает крючки. Среди ровной, в полторы ладони, нет-нет, да и сядет на крючок пузатая рыбина, которая на сорогу-то не похожа. Взглянет такая рыбка красным с золотой каемочкой глазком на новичка – и пропал человек, а в нашем полку, считай, прибыло.

Клевало в тот день с переменным успехом. Заскучаешь было, глядя на чуткие сторожки-колокольчики, отвлечешься, залюбуешься нежной зеленью и бездонным небом, где заливаются на все голоса ошалелые птахи, а по удилищу – тук-тук… дзинь! Проходная рыба в заботах, некогда ей, скорее бы в верховья подняться, к прогретым солнцем нерестилищам. Подошла стайка, покормилась – ив путь. Жди следующей. И ждешь… Словно в нетерпении подрагивают кончики удилищ, наискось уходит леска в стремительные струи, где кипит своя загадочная жизнь. Ну, клюнь же, порадуй, красноглазка! И словно в ответ, удилище согласно кивает тонкой вершинкой, а вслед «тенькает» зазевавшийся колокольчик. Тяжелая рыбина на крючке. Мощными короткими толчками сгибает она удилище в потрескивающую дугу, но на поверхность выходит довольно спокойно. Сорога еще в шоке, дремучем своем рыбьем изумлении, и я пытаюсь использовать эти секунды, чтобы подвести рыбу к подсачеку. Вот тут-то она и показала свой норов: словно серебристая пружина вылетела на поверхность воды и исполнила в пене и брызгах свой бешеный танец. Подняв удилище, пытаюсь погасить рывки за счет его упругости. Рыба неохотно подается к берегу, но у подсачека вновь впадает в неистовство. Откуда только силы берутся? Снова даю сороге уйти в сторону, но в глубину не пускаю и наконец подхватываю рыбу в подсачек. Килограмм не килограмм, но граммов восемьсот в сороге есть.

Следующая поклевка оказалась последней для одной из моих донок: верхнее колено удилища переломилось в месте соединения, а пока я осознавал этот факт, крупная сорога, воспользовавшись слабиной, сделала прощальный реверанс. Досадно… Но впереди еще вечер и утро. Быть еще тихому закату над весенней рекой и долгим разговорам у костра, а со студеной зарей-огневицей быть еще красивой и сильной рыбе плотве, называемой у нас сорогой и ласково – сорожкой.

Комочек ржаного хлеба

Приехали мы, как говорится, к «шапочному разбору». Пятнадцатое мая на Рутке – это уже закрытие сезона. Крупная сорога прошла, и звонками колокольчиков салютовали лишь сорожки величиной с ладонь да мелкие подъязки. Единственным запоминающимся эпизодом в этот вечер на Рутке была хватка крупного окуня, который схватил своего собрата – мелкого окунишку, севшего на крючок закидушки. Это произошло в тот момент, когда я выбрал большую часть лески на берег. Неожиданно метрах в десяти от берега вскипел бурун и леска подалась назад. После нескольких мощных потяжек в глубину крупный окунь вышел на песчаную отмель почти к моим ногам, где я только его и видел. На память о полосатом каннибале мне достался лишь измочаленный крохотный окунишка.

Вечером после необыкновенно вкусного чая со смородиновыми черенками мы, завернувшись в плащи, отдали должное здоровому сну. Встали затемно. На востоке чуть светлело, но и этот отблеск молодой зари вскоре закрыли тяжелые тучи. Было душно, и поэтому, видимо, бесновались комары, которых, на удивление, было много для этого времени. На крючки донок я в порядке эксперимента насадил катышки манной каши и, почти не надеясь на поклевки, завалился спать. Приятель Геннадий, наживив донки червями, последовал моему примеру.

Минут через пять резкий звонок колокольчика буквально подкинул нас с нагретых лежанок. Скользя по глинистому берегу, мы кинулись к донкам. У приятеля насадка была на месте, а у меня на крючках донок не осталось ни крошки. Насадив опять манку, я замер рядом с удочками. Тут же последовал короткий звонок и после подсечки на леске заходило что-то более солидное, чем вчерашние сорожки-недомерки. Это был подлещик, который в темноте показался мне настоящим лещом. До рассвета я поймал еще несколько таких же подлещиков и приличного подъязка. С первыми лучами солнца клев подлещика прекратился и нас снова начала одолевать мелкая сорожка, уклейка и подъязки-малыши. Мы насаживали горох, манку, опарыша, мотыля – все было напрасно, крупная рыба не брала.

И вот тут мимо нас прошел паренек с одной телескопической удочкой и сумкой на плече. Встав недалеко от нас, паренек забросил свою снасть в яму, перегороженную упавшим деревом. Насадкой, как мы успели заметить, служил комочек ржаного хлеба, который он разминал в руках. Оснастка его удочки показалась нам довольно грубой: крупный крючок, пластмассовый ярко окрашенный поплавок, толстая леска с несоразмерно легким грузилом вилась на течении у самой поверхности воды.

Мы ехидно переглянулись: на что может рассчитывать этот парень с его снастью, насадкой, да еще баландаясь поверху, тогда как солнце уже пронизало толщу воды до самого дна? Конечно же, на еще более мелкую сорожку и уклейку – решили мы и, потеряв всякий интерес к соседу, уставились на сторожки донок.
Тяжелые удары и всплески заставили нас оторваться от этого мало- продуктивного занятия – сосед вываживал крупного язя. Подсачека у него не было, и поэтому ему пришлось спуститься к воде и подхватывать рыбу рукой, что он сделал довольно ловко.

Случайность, решили мы, новичкам всегда везет! Но через какое-то время все повторилось и еще один язь исчез в брезентовой сумке паренька. А вскоре у соседа взял такой «поросенок», что леска его снасти не выдержала. Тут не выдержали и мы… Подойдя к пареньку и посочувствовав ему по поводу ушедшей добычи, разговорились с ним.

Никаких особенных секретов, как выяснилось, у него не было. Ловит он в основном на хлеб, поверху, в струе над ямой. Рыбалка ходовая, на одном месте долго не задерживается, а поочередно облавливает все встречающиеся ямы. И ведь оправдывает себя такая бесхитростная рыбалка. Одного, двух, а то и больше язей вылавливает он за утро, и рыба, как правило, крупная. Вот тебе и комочек ржаного хлеба!